Автор: я
Бета: Сам себе бета
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Америка, Англия. Остальные фоном.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Драма, POV, Романтика
Статус: в процессе написания
читать дальше«В верхнем правом углу – паутина».
Не сводя слипающихся глаз с одной точки, я грузно развалился в кресле и небрежно закинул ноги на невысокий журнальный стол. Пьяный и мутный взгляд трепыхался в стараниях скорректировать фокус, но атмосфера, наполнявшая гостиную, всеми силами препятствовала вялым попыткам сосредоточиться.
– А-а. П-плевать н-на всё.
Господи, это ведь мой голос. Не может быть.
Знаете, что странно?
Странно то, что, когда я напиваюсь, способность здраво мыслить не исчезает. Она продолжает жить параллельно со мной, словно наблюдая со стороны за нажравшимся до омерзения щуплым белобрысым идиотом и ни коим образом не вмешиваясь в естественный порядок вещей. То есть, в мои пьяные выходки.
И я ненавижу себя за то, что всё помню. За то, что эта способность отгораживает себя трёхметровой цементной стеной, не давая мне возможности контролировать свои поступки.
Правда, в данной, рассматриваемой именно в сиюминутный конкретный период времени ситуации всё это не имеет значения.
Мне незачем контролировать себя в тесном кругу…Себя.
Отсалютовав воображаемому собутыльнику, я приложился к гладкому стеклу и сделал большой глоток.
Вязкий сумрак обволакивал каждый сантиметр комнаты, вбирая в себя краски, контуры, пространство. Багровые угли в камине, изредка ещё вспыхивая редкими язычками пламени, оранжевыми бликами мерцали на полупустой…полуполной бутылке виски. В поздние вечерние потёмки прочно вплелась влажная духота, пропитанная резким запахом спиртного и чуть-чуть – табака.
Безумный коктейль изысканного зловония.
Но иначе никак. Ведь совершенно необходимо, чтобы у проходящих на улице людей не возникло даже мельчайшего подозрения, что в доме кто-то есть. И именно по этой причине окна наглухо закрыты, а плотные шторы тщательно задёрнуты, не пропуская через себя не единого проблеска какого бы то ни было света.
Мне вот интересно, с каких это пор мой дом родной стал такой ненадёжной крепостью? Даже в абсолютно никакущем состоянии я настойчиво отбивался от мысли, что сейчас я, как обычная церковная крыса, трусливо прячусь в своей щели.
Гм.
Гм.
Отхлебнув ещё немного пойла из горла, я облизал губы и вновь уставился на потолок, где маленькое мохнатое чудовище справляло новоселье.
А какая, собственно, мне разница?
– В-выходной у меня, вот что, – сипло выдал я вслух, продолжая следовать ленивому течению нетрезвых мыслей. По всей видимости, у моего организма была непреодолимая потребность озвучивать наиболее значимые из них, дабы дать мне прочувствовать всю их важность.
Ну и что из этого?
Может, я так отдыхаю! И, хочу заметить, вполне справедливо, что свой отдых я жажду провести в полном, беззвучном одиночестве. Поэтому принятые мной меры предосторожности, как, например, задёрнутые шторы или выключенный телефон, не имеют за собой ничего предосудительного.
– А т-то ходят т-тут…всякие.
Стыд – вот ужасная, жгучая кара за мои пороки.
Было бы очень неприятно, если бы кто-нибудь увидел меня в таком состоянии: всего взмокшего, в мятой, не до конца застёгнутой рубашке, с галстуком, намотанным на левую руку. Хотя вряд ли кто-то смог бы разглядеть это всё, если только не подошёл бы к окну вплотную.
Я не знаю, стал бы так делать хоть один британец, с которым я знаком. Да даже и не знаком.
Не стал бы, совершенно точно. Зачем воспитанному человеку подходить к очевидно пустому дому и пытаться разглядеть то, что происходит внутри?
Но вот насчёт представителей «самой свободной нации в мире», особенно некоторых из них, я ручаться не мог. Исходя из вышеизложенного, я, вернувшись домой в слегка поддатом виде, всё же сообразил притвориться «безвестно отсутствующим» и спокойно продолжил понижать степень разумности своего рассудка.. О том, что из-за растопленного камина уже почти два часа над домом клубится дым, думать я уже был не в состоянии.
В тот момент я твёрдо знал только три вещи.
Первое: у меня ужасно, просто невыносимо, чертовски сильно болит голова.
Второе: я бессовестно прогулял работу и вместо того, чтобы разгребать бумаги и не слезать весь день с телефона, надрался, как дъявол.
И последнее: кажется, я уже третий месяц живу в аду.
Но об этом немного подробнее.
***
Иногда, в те редкие минуты, когда моя голова не занята тоннами пустяковых и не очень проблем, мне представляется неторопливый диалог с воображаемым собеседником – ненавязчивым, безликим существом, которое идеально точно чувствует моё настроение и не задаёт лишних вопросов.
Только то, что имеет значение.
Только то, о чём я сам захочу рассказать.
Мои губы трогает незаметная улыбка, и я, предвосхищая заведомо известный вопрос, отвечаю, выдержав спокойную паузу.
Тишина.
Вот то, что действительно радует меня, что так близко и приятно моей замкнутой натуре.
Молчаливое уединение – манящий свежестью простор для полёта мысли, множество мест и тайных закоулков для отдыха измученного бессмысленным существованием человека. Как же приятно побыть наедине лишь с самим собой. Никого не пускать внутрь, ограничиваясь лишь поверхностными контактами с омерзительными реалиями жизни – вот мой идеал, моя безупречная картина мира!
«А что в нём, этом мире? – спросите вы. – Неужели и там нет никого, кроме тебя? Неужели и там ты в полном одиночестве?»
А не ваше дело.
Ясно вам?
И мне ведь почти удалось завершить её, мою картину, вплоть до предпоследнего, самого незначительного мазка.
Но эта чёртова, чёртова, ЧЁРТОВА сентиментальность…Я ненавижу себя за то, что не могу задушить сей врождённый дефект человеческой природы.
И сейчас я вынужден наблюдать, как шедевр, столь кропотливо созданный моими руками, превращается в прах.
Один, один лишь только раз в своей жизни поддавшись слабости, впустив её в сердце, я вынужден жить с этим, не в силах изничтожить заронившееся внутрь семя чувств.
Бессильная злоба на собственную давнишнюю бесхарактерность и мягкотелость душат меня изнутри.
Как быстро опасная зараза пускает корни.
Да, я знал, что сегодня за день. Причину, по которой я довёл себя до полубезумного состояния, я тоже знал. И пусть она теперь всплывала в голове почти интуитивно, неосознанно, но я прекрасно помнил и понимал, что и почему происходит на данный момент. Ведь это стало своего рода…традицией? Назвать подобное так и язык не поворачивается! Хороша традиция, ничего не скажешь.
Но это лежит за пределами моих возможностей, это как наивысшая точка кипения в годичном цикле постоянной, беспрерывной работы, зашкаливающего напряжения. Тот день, в который я спускаю всё на тормозах вот уже который год. Единственный июльский вечер, в который я позволяю своим чувствам проявить себя, заполонить собой мой разум и даже подавить его. Всего лишь на несколько часов.
Вспомнить. Почувствовать ноющую боль в груди, трижды проклясть сволочные, вдруг ставшие ненавистными тишину и одиночество.
Ведь когда-то я делил свой мир на двоих, и был счастлив.
А потом пьяно рассмеяться, ощутив, как по щекам вниз стекает что-то непонятное, что-то, чего в принципе не может быть.
Это происходит лишь раз в году, поздним вечером в середине лета. Об этом не знает никто, кроме Франциска, этого ублюдка, как-то однажды вломившегося ко мне без приглашения именно в тот чёртов момент, когда этого делать совсем не следовало бы.
Но я уверен, что он никогда никому не расскажет об увиденном.
«Не посмеет, - злобно ухмыльнулся я своим мыслям. – Не посмеет».
Так происходит всегда. И знаете что?
Я привык.
Смирился, считая подобные закидоны своей личной странностью. В конце концов, у всех есть свои тараканы в голове, почему у меня их быть не может? Ведь о них известно лишь мне самому. Это моя слабость, только моя, и она не касается никого, кроме меня.
Но в этот раз…
В этот раз устоявшаяся за долгое время программа неожиданно дала сбой, не выдержав мощной атаки извне.
И я испугался.
Нет, даже не так.
Когда отлаженный до последнего винтика механизм вдруг сломался, я действительно запаниковал.
***
Сейчас я плохо помню, что было тогда – слишком старательно я уничтожал в памяти пережитое мной в те дни. Методично, тщательно, безжалостно. Есть только отрывки, нагромождённые друг на друга, сваленные в одну кучу или наоборот, слишком разрозненные, чтоб из них можно было склеить что-нибудь более-менее внятное и целостное. Но мне, наверное, никогда не удастся забыть…назовём его, за неимением других подходящих слов, сильным термином «глубокое потрясение», будто разделившее мою жизнь на периоды «до» и «после».
«Нас» больше нет.
Есть он, есть я, и мы совершенно разные. Совершенно чужие, никак и ничем не связанные более персонажи разыгравшейся во времени и пространстве драмы под названием «жизнь».
Ещё где-то глубоко во мне до сих пор сидит и не даёт забыть себя ощущение болезненного ступора, в котором я пребывал некоторое время спустя. Это было довольно-таки жалкое зрелище, насколько я могу себе сейчас представить. Дни безмолвного затворничества, полные глухого, смехотворного отчаяния, непонимания, нерациональной озлобленности, ненужной ярости. Руки тряслись, в висках стучало, а в голове безумно скакало, вертелось, металось без покоя одно лишь слово.
Почему. Почему? Почему…
Почему?!
Взгляд летает от потолка к полу и обратно, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Но ничего не выходит.
Слишком плохо. Слишком горько. Слишком больно. Слишком странно.
Слишком…
Неправильно?
Быть одному.
Так я думал. Так я ошибался. Но заблуждения недолго властвовали надо мной. И слава небесам, что сейчас я отчётливо понимаю, что есть на самом деле, и чего нет.
Бесконечной цепью тянулись друг за другом одноликие годы, и ощущения, эмоции, воспоминания медленно, тяжело, неохотно, но блекли. Я способствовал этому процессу как только мог, подчиняясь голосу начинающего выходить из оцепенения рассудка. Подчищал, стирал всё, что даже одним своим видом могло причинить мне душевный дискомфорт.
Я сказал душевный? Ну что за бред, в самом деле.
Это же просто лишь одна большая ошибка, которую я так непредусмотрительно допустил. Просчитался, позволив эмоциям взять верх.
А все эти переживания, глупые терзания и прочая нафантазированная мной, как малолетним ребёнком, семейно-родственная ерунда никогда не существовала.
Всего лишь сильный, неожиданный, чуть было не выбивший из равновесия, но, к счастью, не смертельный удар по экономике. Всего лишь вышедший из-под контроля сырьевой придаток, возжелавший самостоятельности. И не было ничего кроме этого.
Ничего не было.
Бета: Сам себе бета
Фэндом: Hetalia: Axis Powers
Персонажи: Америка, Англия. Остальные фоном.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Драма, POV, Романтика
Статус: в процессе написания
читать дальше«В верхнем правом углу – паутина».
Не сводя слипающихся глаз с одной точки, я грузно развалился в кресле и небрежно закинул ноги на невысокий журнальный стол. Пьяный и мутный взгляд трепыхался в стараниях скорректировать фокус, но атмосфера, наполнявшая гостиную, всеми силами препятствовала вялым попыткам сосредоточиться.
– А-а. П-плевать н-на всё.
Господи, это ведь мой голос. Не может быть.
Знаете, что странно?
Странно то, что, когда я напиваюсь, способность здраво мыслить не исчезает. Она продолжает жить параллельно со мной, словно наблюдая со стороны за нажравшимся до омерзения щуплым белобрысым идиотом и ни коим образом не вмешиваясь в естественный порядок вещей. То есть, в мои пьяные выходки.
И я ненавижу себя за то, что всё помню. За то, что эта способность отгораживает себя трёхметровой цементной стеной, не давая мне возможности контролировать свои поступки.
Правда, в данной, рассматриваемой именно в сиюминутный конкретный период времени ситуации всё это не имеет значения.
Мне незачем контролировать себя в тесном кругу…Себя.
Отсалютовав воображаемому собутыльнику, я приложился к гладкому стеклу и сделал большой глоток.
Вязкий сумрак обволакивал каждый сантиметр комнаты, вбирая в себя краски, контуры, пространство. Багровые угли в камине, изредка ещё вспыхивая редкими язычками пламени, оранжевыми бликами мерцали на полупустой…полуполной бутылке виски. В поздние вечерние потёмки прочно вплелась влажная духота, пропитанная резким запахом спиртного и чуть-чуть – табака.
Безумный коктейль изысканного зловония.
Но иначе никак. Ведь совершенно необходимо, чтобы у проходящих на улице людей не возникло даже мельчайшего подозрения, что в доме кто-то есть. И именно по этой причине окна наглухо закрыты, а плотные шторы тщательно задёрнуты, не пропуская через себя не единого проблеска какого бы то ни было света.
Мне вот интересно, с каких это пор мой дом родной стал такой ненадёжной крепостью? Даже в абсолютно никакущем состоянии я настойчиво отбивался от мысли, что сейчас я, как обычная церковная крыса, трусливо прячусь в своей щели.
Гм.
Гм.
Отхлебнув ещё немного пойла из горла, я облизал губы и вновь уставился на потолок, где маленькое мохнатое чудовище справляло новоселье.
А какая, собственно, мне разница?
– В-выходной у меня, вот что, – сипло выдал я вслух, продолжая следовать ленивому течению нетрезвых мыслей. По всей видимости, у моего организма была непреодолимая потребность озвучивать наиболее значимые из них, дабы дать мне прочувствовать всю их важность.
Ну и что из этого?
Может, я так отдыхаю! И, хочу заметить, вполне справедливо, что свой отдых я жажду провести в полном, беззвучном одиночестве. Поэтому принятые мной меры предосторожности, как, например, задёрнутые шторы или выключенный телефон, не имеют за собой ничего предосудительного.
– А т-то ходят т-тут…всякие.
Стыд – вот ужасная, жгучая кара за мои пороки.
Было бы очень неприятно, если бы кто-нибудь увидел меня в таком состоянии: всего взмокшего, в мятой, не до конца застёгнутой рубашке, с галстуком, намотанным на левую руку. Хотя вряд ли кто-то смог бы разглядеть это всё, если только не подошёл бы к окну вплотную.
Я не знаю, стал бы так делать хоть один британец, с которым я знаком. Да даже и не знаком.
Не стал бы, совершенно точно. Зачем воспитанному человеку подходить к очевидно пустому дому и пытаться разглядеть то, что происходит внутри?
Но вот насчёт представителей «самой свободной нации в мире», особенно некоторых из них, я ручаться не мог. Исходя из вышеизложенного, я, вернувшись домой в слегка поддатом виде, всё же сообразил притвориться «безвестно отсутствующим» и спокойно продолжил понижать степень разумности своего рассудка.. О том, что из-за растопленного камина уже почти два часа над домом клубится дым, думать я уже был не в состоянии.
В тот момент я твёрдо знал только три вещи.
Первое: у меня ужасно, просто невыносимо, чертовски сильно болит голова.
Второе: я бессовестно прогулял работу и вместо того, чтобы разгребать бумаги и не слезать весь день с телефона, надрался, как дъявол.
И последнее: кажется, я уже третий месяц живу в аду.
Но об этом немного подробнее.
***
Иногда, в те редкие минуты, когда моя голова не занята тоннами пустяковых и не очень проблем, мне представляется неторопливый диалог с воображаемым собеседником – ненавязчивым, безликим существом, которое идеально точно чувствует моё настроение и не задаёт лишних вопросов.
Только то, что имеет значение.
Только то, о чём я сам захочу рассказать.
Мои губы трогает незаметная улыбка, и я, предвосхищая заведомо известный вопрос, отвечаю, выдержав спокойную паузу.
Тишина.
Вот то, что действительно радует меня, что так близко и приятно моей замкнутой натуре.
Молчаливое уединение – манящий свежестью простор для полёта мысли, множество мест и тайных закоулков для отдыха измученного бессмысленным существованием человека. Как же приятно побыть наедине лишь с самим собой. Никого не пускать внутрь, ограничиваясь лишь поверхностными контактами с омерзительными реалиями жизни – вот мой идеал, моя безупречная картина мира!
«А что в нём, этом мире? – спросите вы. – Неужели и там нет никого, кроме тебя? Неужели и там ты в полном одиночестве?»
А не ваше дело.
Ясно вам?
И мне ведь почти удалось завершить её, мою картину, вплоть до предпоследнего, самого незначительного мазка.
Но эта чёртова, чёртова, ЧЁРТОВА сентиментальность…Я ненавижу себя за то, что не могу задушить сей врождённый дефект человеческой природы.
И сейчас я вынужден наблюдать, как шедевр, столь кропотливо созданный моими руками, превращается в прах.
Один, один лишь только раз в своей жизни поддавшись слабости, впустив её в сердце, я вынужден жить с этим, не в силах изничтожить заронившееся внутрь семя чувств.
Бессильная злоба на собственную давнишнюю бесхарактерность и мягкотелость душат меня изнутри.
Как быстро опасная зараза пускает корни.
Да, я знал, что сегодня за день. Причину, по которой я довёл себя до полубезумного состояния, я тоже знал. И пусть она теперь всплывала в голове почти интуитивно, неосознанно, но я прекрасно помнил и понимал, что и почему происходит на данный момент. Ведь это стало своего рода…традицией? Назвать подобное так и язык не поворачивается! Хороша традиция, ничего не скажешь.
Но это лежит за пределами моих возможностей, это как наивысшая точка кипения в годичном цикле постоянной, беспрерывной работы, зашкаливающего напряжения. Тот день, в который я спускаю всё на тормозах вот уже который год. Единственный июльский вечер, в который я позволяю своим чувствам проявить себя, заполонить собой мой разум и даже подавить его. Всего лишь на несколько часов.
Вспомнить. Почувствовать ноющую боль в груди, трижды проклясть сволочные, вдруг ставшие ненавистными тишину и одиночество.
Ведь когда-то я делил свой мир на двоих, и был счастлив.
А потом пьяно рассмеяться, ощутив, как по щекам вниз стекает что-то непонятное, что-то, чего в принципе не может быть.
Это происходит лишь раз в году, поздним вечером в середине лета. Об этом не знает никто, кроме Франциска, этого ублюдка, как-то однажды вломившегося ко мне без приглашения именно в тот чёртов момент, когда этого делать совсем не следовало бы.
Но я уверен, что он никогда никому не расскажет об увиденном.
«Не посмеет, - злобно ухмыльнулся я своим мыслям. – Не посмеет».
Так происходит всегда. И знаете что?
Я привык.
Смирился, считая подобные закидоны своей личной странностью. В конце концов, у всех есть свои тараканы в голове, почему у меня их быть не может? Ведь о них известно лишь мне самому. Это моя слабость, только моя, и она не касается никого, кроме меня.
Но в этот раз…
В этот раз устоявшаяся за долгое время программа неожиданно дала сбой, не выдержав мощной атаки извне.
И я испугался.
Нет, даже не так.
Когда отлаженный до последнего винтика механизм вдруг сломался, я действительно запаниковал.
***
Сейчас я плохо помню, что было тогда – слишком старательно я уничтожал в памяти пережитое мной в те дни. Методично, тщательно, безжалостно. Есть только отрывки, нагромождённые друг на друга, сваленные в одну кучу или наоборот, слишком разрозненные, чтоб из них можно было склеить что-нибудь более-менее внятное и целостное. Но мне, наверное, никогда не удастся забыть…назовём его, за неимением других подходящих слов, сильным термином «глубокое потрясение», будто разделившее мою жизнь на периоды «до» и «после».
«Нас» больше нет.
Есть он, есть я, и мы совершенно разные. Совершенно чужие, никак и ничем не связанные более персонажи разыгравшейся во времени и пространстве драмы под названием «жизнь».
Ещё где-то глубоко во мне до сих пор сидит и не даёт забыть себя ощущение болезненного ступора, в котором я пребывал некоторое время спустя. Это было довольно-таки жалкое зрелище, насколько я могу себе сейчас представить. Дни безмолвного затворничества, полные глухого, смехотворного отчаяния, непонимания, нерациональной озлобленности, ненужной ярости. Руки тряслись, в висках стучало, а в голове безумно скакало, вертелось, металось без покоя одно лишь слово.
Почему. Почему? Почему…
Почему?!
Взгляд летает от потолка к полу и обратно, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь. Но ничего не выходит.
Слишком плохо. Слишком горько. Слишком больно. Слишком странно.
Слишком…
Неправильно?
Быть одному.
Так я думал. Так я ошибался. Но заблуждения недолго властвовали надо мной. И слава небесам, что сейчас я отчётливо понимаю, что есть на самом деле, и чего нет.
Бесконечной цепью тянулись друг за другом одноликие годы, и ощущения, эмоции, воспоминания медленно, тяжело, неохотно, но блекли. Я способствовал этому процессу как только мог, подчиняясь голосу начинающего выходить из оцепенения рассудка. Подчищал, стирал всё, что даже одним своим видом могло причинить мне душевный дискомфорт.
Я сказал душевный? Ну что за бред, в самом деле.
Это же просто лишь одна большая ошибка, которую я так непредусмотрительно допустил. Просчитался, позволив эмоциям взять верх.
А все эти переживания, глупые терзания и прочая нафантазированная мной, как малолетним ребёнком, семейно-родственная ерунда никогда не существовала.
Всего лишь сильный, неожиданный, чуть было не выбивший из равновесия, но, к счастью, не смертельный удар по экономике. Всего лишь вышедший из-под контроля сырьевой придаток, возжелавший самостоятельности. И не было ничего кроме этого.
Ничего не было.